— Мы оставим их сторожить пустой ящик, Айз Седай, — ухмыльнулся мастер Гилл.
Вскоре все потянулись из комнаты, чтобы искупаться в ванне и лечь спать. Ранд уже зевал. Когда он намыливался, с грубой суконкой в одной руке и большим куском желтого мыла в другой, взгляд его сам собой наткнулся на стул рядом с лоханью Мэта. Из-под полы аккуратно сложенной куртки Мэта торчал кончик отделанных золотом ножен, ножен кинжала из Шадар Логота. Лан время от времени тоже бросал взгляды на кинжал. Ранд гадал: а так ли уж безопасно, как заявила Морейн, находиться рядом с кинжалом?
— По-твоему, мой па когда-нибудь поверит этому? — рассмеялся Мэт, ожесточенно скребя свою спину щеткой с длинной ручкой. — Я — и спасаю мир? Сестры знать не будут, смеяться им или плакать.
Говорил он совсем как прежний Мэт. Ранд многое бы отдал, чтобы позабыть про кинжал.
Было уже темно, хоть глаз выколи, когда Ранд с Мэтом наконец-то добрались до своей комнаты на самой верхотуре, и на звезды, затмевая их, набегали облака. Впервые за долгое время Мэт, прежде чем улечься в постель, разделся, однако кинжал небрежным движением сунул под подушку. Ранд задул свечу и заполз под одеяло. Он чувствовал зло на соседней кровати, не от Мэта, а под той подушкой. Засыпая, Ранд все еще тревожился о кинжале.
С самого начала Ранд понимал: это — сон, один из тех, которые не совсем сны. Он стоял перед деревянной дверью, ее поверхность была темной и шершавой, с трещинами и с отставшими щепками. Холодный и сырой воздух полнился запахом тления. Вдалеке капала вода, бульканье гулким эхом отдавалось по каменным коридорам.
Не поддавайтесь этому. Отрекайтесь от него, и его власть потеряет силу.
Ранд закрыл глаза и сосредоточился на «Благословении Королевы», на своей кровати, на самом себе, спящем на ней. Открыв глаза, он обнаружил, что дверь никуда не делась. Гулкие, отдающиеся эхом под сводом всплески совпали с биением его сердца, будто его пульс вел им счет. Он поискал пламя и пустоту, как учил Тэм, и нашел внутреннее спокойствие, но вне его самого ничто не изменилось. Медленно он открыл дверь и вошел.
Все было так, как он и помнил по той комнате, что казалась выжженной в живой скале. Высокие, арочные окна выходили на неогражденный балкон, а за ним речным половодьем текли слоистые облака. Горели ярким — слишком ярким, слепящим глаза — пламенем лампы черного металла, черного, но тем не менее ярче серебра. Не дающий тепла огонь гудел в наводящем ужас камине, где каждый камень по-прежнему смутно напоминал искаженное мукой лицо.
Все было тем же самым, но с одним отличием. На полированной столешнице стояли три маленькие статуэтки: грубые, лишенные всяких индивидуальных черт фигурки, словно бы скульптор слишком торопился со своей глиной. Рядом с одной из них стоял волк, его законченность контрастировала с недоделанностью человеческого подобия. Другая — сжимала крохотный кинжал, красная точка на рукояти сверкала в свете ламп. Последняя держала меч. Волосы на затылке у Ранда аж зашевелились, он придвинулся, ясно различая цаплю среди изящных деталей маленького клинка.
В панике он вскинул голову и взглянул прямо в одинокое зеркало. Отражение в стекле было по-прежнему расплывчатым, но не таким затуманенным, как прежде. Он почти различал черты своего лица. Если вообразить себе, что он бросил взгляд искоса, то можно почти с уверенностью сказать, кто это был.
— Очень долго ты прятался от меня.
Ранд развернулся прочь от стола, воздух наждаком царапал горло. Мигом ранее он был один, но теперь перед окнами стоял Ба'алзамон. Когда он заговорил, каверны огня разверзлись на месте его глаз и рта.
— Очень долго, но не слишком.
— Я отрекаюсь от тебя, — хрипло произнес Ранд. — Ты не имеешь власти надо мной. Я не верю, что ты есть!
Ба'алзамон засмеялся, из огня покатился глубокий раскат.
— По-твоему, это так просто? Ладно, ты всегда так поступал. Всякий раз, когда мы стояли так, в тебе теплилась мысль, что ты в силах бросить мне вызов.
— Что значит «всякий раз»? Я отрекаюсь от тебя!
— Как и всегда. С самого начала. Этот спор идет меж нами бессчетно. Всякий раз лицо твое иное, как и имя, но каждый раз это — ты.
— Я отрекаюсь от тебя! — это был полный отчаяния шепот.
— Всякий раз ты бросал свои хилые силы против меня, и каждый раз в итоге понимал, кто из нас господин. Эпоху за Эпохой ты становился предо мной на колени или умирал с одним желанием: иметь силы, чтобы успеть преклониться предо мной. Глупышка-дурашка, тебе никогда не победить меня!
— Лжец! — выкрикнул Ранд. — Отец Лжи! Отец Дураков, если не можешь придумать ничего лучшего! Люди поймали тебя в последнюю Эпоху, в Эпоху Легенд, и заточили обратно, туда, где тебе и место.
Ба'алзамон вновь захохотал, раскат издевательского смеха за раскатом, пока Ранду не захотелось заткнуть уши и не слышать этих звуков. Он заставил себя вытянуть руки по бокам. Пустота или же нет, они еще дрожали, когда смех наконец стих.
— Ты червь, ты вообще ничего не знаешь! Несведущий, как жук под скалой, которого так же легко раздавить. Эта борьба длится с самого мига творения. Люди всегда принимают ее за новую войну, но это лишь продолженная вновь битва. Только ныне перемены несет ветрами времени. Перемены! На сей раз — необратимые. Те гордячки Айз Седай, что думают выставить тебя против меня. Я закую их в железо и отправлю нагими бегать у меня на посылках или набью их душами Бездну Рока, дабы вечность наслаждаться их воплями. Всех, кроме тех, кто уже служит мне. Они будут стоять на ступень ниже меня. Выбирай: ты можешь встать рядом с ними, а мир будет валяться у ваших ног. Я предлагаю это еще один, последний раз. Ты можешь встать над ними, над любой силой и властью, кроме моей. Были времена, когда ты делал такой выбор, времена, когда ты жил достаточно долго, дабы узнать свою силу.