Око Мира - Страница 147

147

— Добро пожаловать к нашим кострам! Известна ли вам песня?

Илайас поклонился ему столь же церемонно, приложив обе руки к груди:

— Ваш радушный прием, Махди, согревает душу, как ваши костры согревают тело, но я не знаю песни.

— Тогда мы по-прежнему ищем, — нараспев произнес седоголовый. — Как было, так и будет, если только мы помним, ищем и находим. — Он с улыбкой повел рукой в сторону костров, и в голосе его зазвучало радостное, приветливое оживление. — Ужин почти готов. Пожалуйста, присоединяйтесь к трапезе!

Словно по сигналу, вновь заиграла музыка, детвора опять затеяла веселую беготню и возню с собаками. Все в лагере вернулись к прерванному делу, словно бы вновь пришедшие были давнишними друзьями Лудильщиков. Однако седоволосый взглянул на Илайаса и, поколебавшись, спросил:

— А ваши... другие друзья? Они не придут? А то бедные собачки так пугаются.

— Они не придут, Раин. — Илайас качнул головой с едва заметным оттенком презрения. — Пора бы тебе это понять.

Седоволосый развел руками, словно сетуя, что ни в чем нельзя быть уверенным. Когда он повернулся, чтобы отвести гостей в лагерь, Эгвейн спешилась и подошла ближе к Илайасу.

— Вы — друзья?

Чтобы отвести Белу, появился улыбающийся Лудильщик;

Эгвейн с видимой неохотой отдала ему уздечку, и то после кривой усмешки Илайаса.

— Мы знаем друг друга, — коротко ответил одетый в шкуры мужчина.

— Его имя — Махди? — спросил Перрин.

Илайас что-то проворчал шепотом.

— Его зовут Раин. Махди — это нечто вроде звания. Ищущий. Он предводитель их отряда. Если так для вашего слуха необычно, можете называть его Ищущим. Ему все равно.

— А что это было о песне? — спросила Эгвейн.

— Это то, из-за чего они странствуют, — сказал Илайас, — или же так они говорят. Они ищут песню. Именно ее разыскивает Махди. Они утверждают, что при Разломе Мира утеряли ее, и если им удастся найти ее, вернется рай Эпохи Легенд. — Он обежал взглядом лагерь и хмыкнул. — Они даже не знают, какую ищут песню; заявляют, что когда отыщут ее, то узнают. Они не ведают, каким образом она, как предполагается, принесет рай, но они верят в это уже почти три тысячи лет, с самого Разлома. Полагаю, искать они будут, пока Колесо не перестанет вертеться.

Путники подошли к костру Раина в центре лагеря. Фургон Ищущего был желтым, с красной окантовкой, красные спицы высоких колес с красными ободьями чередовались с желтыми. Полная женщина, такая же седая, как и Раин, но со все еще гладкими щеками, появилась на лестнице в задней части фургона и остановилась, расправляя на плечах украшенную голубой бахромой шаль. Кофточка на ней была ярко-желтой, юбка — ярко-красной. От такого сочетания цветов Перрин зажмурился, а Эгвейн сдавленно охнула.

Увидев идущих за Райном людей, женщина с радушной улыбкой пошла им навстречу. Ила, жена Раина, оказалась на голову выше мужа, и вскоре она заставила Перрина забыть о расцветке ее одежды. Материнской своей заботливостью она напомнила ему миссис ал'Вир, а от первой же ее улыбки на душе у него стало теплее и радостнее.

Ила приветствовала Илайаса как старого знакомого, но со сдержанностью, которая, по-видимому, ранила Раина. Илайас криво улыбнулся ей и кивнул. Перрин и Эгвейн представились женщине сами, и она пожала руки им обоим со много большим теплом, чем она выказала Илайасу, а Эгвейн даже обняла.

— Как ты прелестна, дитя, — сказала она, погладив Эгвейн по щеке, и улыбнулась. — И вдобавок продрогла до костей, как я вижу. Садись ближе к огню, Эгвейн. Все присаживайтесь. Ужин почти готов.

Вокруг костра лежали обрубки бревен, предназначенные для сидения. Илайас отказался даже от такой уступки цивилизации. Вместо этого он вольготно уселся прямо на землю. Над пламенем в железных треногах стояли небольшие котелки, а около углей — печка. Ила захлопотала возле них.

Когда Перрин и остальные расселись, к костру упругим шагом подошел стройный молодой человек, в одежде в зеленую полоску. Он крепко обнял Раина и Илу, окинул холодным взглядом Илайаса и ребят. С Перрином он был примерно одних лет и двигался так, будто со следующего шага готов пуститься в танец.

— Что, Айрам, — нежно улыбнулась Ила, — решил откушать со своими старенькими дедушкой и бабушкой, так? — Наклонившись помешать в котле, висящем над костром, она с улыбкой перевела взгляд на Эгвейн. — Хотелось бы узнать, почему?

Айрам легко присел, скрестив руки на коленях, напротив Эгвейн, по другую сторону костра.

— Я — Айрам, — сказал он ей тихим, уверенным голосом. Казалось, здесь, кроме нее, он больше никого не замечал. — Я ждал первую розу весны, и теперь я нашел ее возле костра моего дедушки.

Перрин ожидал, что Эгвейн захихикает, а потом увидел, как она смотрит в глаза Айраму. Перрин пригляделся к молодому Лудильщику. Ему пришлось признать, что тот наделен изрядной долей миловидности. Через минуту Перрин понял, кого он ему напомнил. Вила ал'Сина: на него, когда тот приходил из Дивен Райд в Эмондов Луг, заглядывались и о нем перешептывались за его спиной все девушки. Вил ухаживал за каждой девушкой, какую встречал, и ухитрялся убедить каждую из них, что с остальными он просто-напросто вежлив.

— Эти ваши собаки, — громко произнес Перрин, отчего Эгвейн вздрогнула, — выглядят большими, как медведи. Удивительно, как вы разрешаете детям играть с ними.

Улыбки Айрама как не бывало, но, когда он взглянул на Перрина, улыбка вновь вернулась на его лицо, причем куда более самоуверенная, чем раньше.

— Они не укусят тебя. Они просто принимают грозный вид, чтобы чужих отпугнуть, и предупреждают нас, но они обучены как положено — в духе Пути Листа.

147