Око Мира - Страница 140

140

Место было опасным — это он тоже знал. Впереди Ранд различил три прохода в высокой стене колючек, а потом тропинка исчезала из виду, свернув в сторону. В этот самый момент к любому из этих углов мог уже приближаться Ба'алзамон. Он сталкивался с ним уже, встречался неожиданно, два или три раза, хотя не мог вспомнить ничего, кроме того, что они встречались и ему удалось спастись... как-то. Слишком много размышлять — опасно.

Жадно втягивая ртом жаркий воздух, Ранд остановился, чтобы рассмотреть поподробнее стену лабиринта. Густые, плотно переплетенные заросли колючек, бурых и с виду безжизненных, с жестоко изогнутыми черными шипами, похожими на дюймовой длины крючки. Не посмотреть ни поверх этой живой изгороди, ни сквозь нее: слишком высока и слишком плотна колючая стена. Он робко прикоснулся к ней и охнул. Как ни был он осторожен, шип пронзил палец, обжигая, словно раскаленная игла. Ранд попятился, цепляясь каблуками за камни мостовой. Он тряс рукой, и вокруг разлетались брызгами капли густой крови. Жжение начало спадать, но по всей руке пробегали волны боли.

Вдруг он разом позабыл о боли. Его каблук вывернул из сухой земли один из гладких камней. Оторопев, Ранд уставился на него, а в ответ на юношу зияли пустые глазницы. Череп. Человеческий череп. Ранд взглянул на дорожку, на ряды гладких бледных камней, всех в точности похожих один на другой. Поспешно он отдернул ногу, но ни двинуться, ни остаться на месте, не стоя на камнях ногами, он не мог. Шальная мысль обрела неясную форму: о том, что вещи могут не быть тем, чем они кажутся, но он безжалостно загнал ее обратно. Думать здесь — опасно.

Ранд с трудом пришел в себя. Стоять на одном месте — тоже опасно. Это он осознавал смутно, но уверенно. Струйка крови из пальца унялась, лишь изредка срывались алые капли, а пульсирующая боль почти прошла. Посасывая кончик пальца, он двинулся по тропе в том направлении, куда стоял лицом. Какая разница, в какую сторону идти, — любая хороша.

Теперь ему припомнилось, как однажды он слышал, что из лабиринта можно выбраться, все время поворачивая в одну и ту же сторону. Возле первого прохода в стене колючек он повернул направо, у следующего — опять направо. И оказался лицом к лицу с Ба'алзамоном.

Удивление мелькнуло на лице Ба'алзамона, он резко остановился, и его кроваво-красный плащ обвис. Языки пламени бились в его глазах, но в зное лабиринта Ранд едва чувствовал их жар.

— Как долго, по-твоему, удастся тебе избегать встречи со мной, мальчишка? Как долго, по-твоему, удастся тебе избегать своей судьбы? Ты — мой!

Попятившись, Ранд с изумлением подумал, с чего бы это он лихорадочно шарит рукой у пояса, будто стараясь нащупать меч.

— Помоги мне Свет, — пробормотал он. — Помоги мне Свет!

И никак не удавалось вспомнить, что значат эти слова.

— Свет не поможет тебе, мальчишка, и Око Мира не будет служить тебе. Ты — мой пес, и, если ты не побежишь по моему приказу, я удавлю тебя трупом Великого Змея!

Ба'алзамон протянул руку и внезапно Ранд понял, как ему спастись, — туманное, едва обретшее форму воспоминание кричало об опасности, опасности, которая ничто по сравнению с той, когда его коснется Темный.

— Сон! — закричал Ранд. — Это сон!

Глаза Ба'алзамона начали расширяться от удивления или от гнева, или же от того и другого сразу, затем воздух замерцал, черты лица Ба'алзамона затуманились, поблекли.

Ранд развернулся на месте и оторопело заморгал. Увидел тысячекратно отраженного самого себя. Десять тысяч раз! Выше разливалась чернота, и ниже была чернота, а вокруг него стояли зеркала, зеркала, установленные под всевозможными углами, зеркала, насколько видел глаз, и во всех — он, пригнувшийся и поворачивающийся, смотрящий на самого себя округлившимися от испуга глазами.

В зеркалах медленно двигалось красное пятно. Ранд крутанулся волчком, пытаясь увидеть его воочию, но в каждом зеркале оно проползло позади его собственного отражения и исчезло. Затем оно возникло вновь, но уже не расплывчатым пятном. В зеркалах шагал Ба'алзамон, десять тысяч Ба'алзамонов — ищущих Ранда, вновь и вновь пересекающих серебряные зеркала.

Ранд понял, что он уставился на отражение своего собственного лица, бледное и дрожащее от пронизывающего до костей холода. Фигура Ба'алзамона выросла позади Ранда, пристально глядя на него, — не видя, но все равно глядя. В каждом зеркале пламенники лица Ба'алзамона бушевали позади Ранда, окутывая его, поглощая, сливаясь с ним. Ему захотелось закричать, но крик застрял в горле. В этих бесконечных зеркалах отражалось лишь одно-единственное лицо. Его собственное лицо. Лицо Ба'алзамона. Одно и то же лицо.

* * *

Ранд дернулся и открыл глаза. Темнота, лишь чуть разбавленная бледным светом. Юноша лежал неподвижно, едва дыша, лишь взгляд его метался по сторонам. Грубое шерстяное одеяло укрывало его по плечи, руки были заложены за голову. Пальцы чувствовали гладкие деревянные доски. Доски палубного настила. Снасти поскрипывали в ночи. Ранд облегченно вздохнул. Он — на «Ветке». Все кончено... по крайней мере, до следующей ночи.

Без всякой задней мысли Ранд сунул палец в рот. От привкуса крови у него перехватило дыхание. Медленно Ранд поднес руку поближе к глазам и в неверном лунном свете заметил выступившую на кончике пальца бусинку крови. Крови из уколотого шипом пальца.

* * *

«Ветка» медленно плыла вниз по Аринелле. Ветер усилился, но он не был попутным, и паруса ничем не могли помочь судну. Как ни требовал капитан Домон быстрого хода, суденышко еле ползло. Ночью матрос на носу бросал за борт смазанный жиром лот и при свете фонаря громко выкрикивал промеры глубин рулевому, пока течение и длинные весла подгоняли корабль наперекор ветру. На Аринелле не было опасных скал, но река изобиловала мелководьями и отмелями, где судно могло накрепко засесть, все глубже зарываясь в ил носом, пока не подоспеет подмога. Если она, конечно, придет. Днем, от восхода до заката, работали длинные весла, но встречный ветер сопротивлялся гребцам, как будто хотел погнать судно вспять по реке.

140